Неточные совпадения
Всё
шло хорошо и
дома; но за завтраком Гриша стал свистать и, что было хуже всего, не послушался Англичанки, и был оставлен без сладкого пирога. Дарья Александровна не допустила бы в такой день
до наказания, если б она была тут; но надо было поддержать распоряжение Англичанки, и она подтвердила ее решение, что Грише не будет сладкого пирога. Это испортило немного общую радость.
Он остановил кучера, не доезжая
до аллеи, и, отворив дверцу, на ходу выскочил из кареты и
пошел в аллею, ведшую к
дому.
— Благородный молодой человек! — сказал он, с слезами на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный
дом!
Слава Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности
до поры
до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в военной службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
—
Пойдем осматривать беспорядки и беспутство мое, — говорил Хлобуев. — Конечно, вы сделали хорошо, что пообедали. Поверите ли, Константин Федорович, курицы нет в
доме, —
до того дожил. Свиньей себя веду, просто свиньей!
На другой же день пугнул он всех
до одного, потребовал отчеты, увидел недочеты, на каждом шагу недостающие суммы, заметил в ту же минуту
дома красивой гражданской архитектуры, и
пошла переборка.
— Да будто один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников Максим, сапожник, — ведь все
пошли, всех продал! — А когда председатель спросил, зачем же они
пошли, будучи людьми необходимыми для
дому и мастеровыми, Собакевич отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а
до сих пор не набрался ума.
—
До чертиков допилась, батюшки,
до чертиков, — выл тот же женский голос, уже подле Афросиньюшки, — анамнясь удавиться тоже хотела, с веревки сняли.
Пошла я теперь в лавочку, девчоночку при ней глядеть оставила, — ан вот и грех вышел! Мещаночка, батюшка, наша мещаночка, подле живет, второй
дом с краю, вот тут…
— Как жалко, что вы шутите, — отозвалась Варвара и всю дорогу, вплоть
до ворот
дома,
шла молча, спрятав лицо в муфту, лишь у ворот заметила, вздохнув...
— Пора
идти. Нелепый город, точно его черт палкой помешал. И все в нем рычит: я те не Европа! Однако
дома строят по-европейски, все эдакие вольные и уродливые переводы с венского на московский. Обок с одним таким уродищем притулился, нагнулся в улицу серенький курятничек в три окна, а над воротами — вывеска: кто-то «предсказывает будущее от пяти часов
до восьми», — больше, видно, не может, фантазии не хватает. Будущее! — Кутузов широко усмехнулся...
Но Калитин и Мокеев ушли со двора. Самгин
пошел в
дом, ощущая противный запах и тянущий приступ тошноты. Расстояние от сарая
до столовой невероятно увеличилось; раньше чем он прошел этот путь, он успел вспомнить Митрофанова в трактире, в день похода рабочих в Кремль, к памятнику царя; крестясь мелкими крестиками, человек «здравого смысла» горячо шептал: «Я — готов, всей душой! Честное слово: обманывал из любви и преданности».
Черные массы
домов приняли одинаковый облик и, поскрипывая кирпичами, казалось, двигаются вслед за одиноким человеком, который стремительно
идет по дну каменного канала,
идет, не сокращая расстояния
до цели.
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился в гимназии, при переходе в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев в тюрьме, отец его в это время помер, Кумов прожил некоторое время в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из
дома мачехой,
пошел бродить по России, побывал на Урале, на Кавказе, жил у духоборов, хотел переселиться с ними в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили в Одессу. С юга пешком добрался
до Москвы и здесь осел, решив...
Клим обнял его за талию, удержал на ногах и повел. Это было странно: Макаров мешал
идти, толкался, но шагал быстро, он почти бежал, а
шли до ворот
дома мучительно долго. Он скрипел зубами, шептал, присвистывая...
Общий хохот покрыл его голос. Напрасно он силился досказать историю своего падения: хохот разлился по всему обществу, проник
до передней и
до девичьей, объял весь
дом, все вспомнили забавный случай, все хохочут долго, дружно, несказанно, как олимпийские Боги. Только начнут умолкать, кто-нибудь подхватит опять — и
пошло писать.
—
Пойдем! — нехотя повторила она. — Милый мой! — с негой прошептала потом, сжав ему руку, и, опершись на его плечо, нетвердыми шагами дошла
до дома.
Ольга поехала с теткой с визитом
до обеда, а он
пошел глядеть квартиры поблизости. Заходил в два
дома; в одном нашел квартиру в четыре комнаты за четыре тысячи ассигнациями, в другом за пять комнат просили шесть тысяч рублей.
Проходя мимо часовни, она на минуту остановилась перед ней. Там было темно. Она, с медленным, затаенным вздохом,
пошла дальше, к саду, и
шла все тише и тише. Дойдя
до старого
дома, она остановилась и знаком головы подозвала к себе Райского.
Он заглянул к бабушке: ее не было, и он, взяв фуражку, вышел из
дома,
пошел по слободе и добрел незаметно
до города, продолжая с любопытством вглядываться в каждого прохожего, изучал
дома, улицы.
Райский все
шел тихо, глядя душой в этот сон: статуя и все кругом постепенно оживало, делалось ярче… И когда он дошел
до дома, созданная им женщина мало-помалу опять обращалась в Софью.
А чтобы доказать им, что я не боюсь их мужчин и готов принять вызов, то буду
идти за ними в двадцати шагах
до самого их
дома, затем стану перед
домом и буду ждать их мужчин.
К князю я решил
пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а
до вечера оставался
дома. Но в сумерки получил по городской почте опять записку от Стебелькова, в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов в одиннадцать для «самоважнейших дел, и сами увидите, что за делом». Обдумав, я решил поступить судя по обстоятельствам, так как
до завтра было еще далеко.
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны,
идут в воду и тащат шлюпку
до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом бросились на берег по площади, к ряду
домов и к бульвару, который упирается в море.
Обошедши все дорожки, осмотрев каждый кустик и цветок, мы вышли опять в аллею и потом в улицу, которая вела в поле и в сады. Мы
пошли по тропинке и потерялись в садах, ничем не огороженных, и рощах. Дорога поднималась заметно в гору. Наконец забрались в чащу одного сада и дошли
до какой-то виллы. Мы вошли на террасу и, усталые, сели на каменные лавки. Из
дома вышла мулатка, объявила, что господ ее нет
дома, и по просьбе нашей принесла нам воды.
Вдали на соборных часах пробило половину двенадцатого. Мальчики заспешили и остальной довольно еще длинный путь
до жилища штабс-капитана Снегирева прошли быстро и почти уже не разговаривая. За двадцать шагов
до дома Коля остановился и велел Смурову
пойти вперед и вызвать ему сюда Карамазова.
Даже
до самого этого последнего дня сам Смуров не знал, что Коля решил отправиться к Илюше в это утро, и только накануне вечером, прощаясь со Смуровым, Коля вдруг резко объявил ему, чтоб он ждал его завтра утром
дома, потому что
пойдет вместе с ним к Снегиревым, но чтобы не смел, однако же, никого уведомлять о его прибытии, так как он хочет прийти нечаянно.
«Вы спрашиваете, что я именно ощущал в ту минуту, когда у противника прощения просил, — отвечаю я ему, — но я вам лучше с самого начала расскажу, чего другим еще не рассказывал», — и рассказал ему все, что произошло у меня с Афанасием и как поклонился ему
до земли. «Из сего сами можете видеть, — заключил я ему, — что уже во время поединка мне легче было, ибо начал я еще
дома, и раз только на эту дорогу вступил, то все дальнейшее
пошло не только не трудно, а даже радостно и весело».
Однако как я в силах наблюдать за собой, — подумал он в ту же минуту еще с большим наслаждением, — а они-то решили там, что я с ума схожу!» Дойдя
до своего
дома, он вдруг остановился под внезапным вопросом: «А не надо ль сейчас, теперь же
пойти к прокурору и все объявить?» Вопрос он решил, поворотив опять к
дому: «Завтра все вместе!» — прошептал он про себя, и, странно, почти вся радость, все довольство его собою прошли в один миг.
Я
пошел в направлении леска, повернул направо, забирал, все забирал, как мне советовал старик, и добрался наконец
до большого села с каменной церковью в новом вкусе, то есть с колоннами, и обширным господским
домом, тоже с колоннами.
Пурга — это снежный ураган, во время которого температура понижается
до 15°. И ветер бывает так силен, что снимает с
домов крыши и вырывает с корнями деревья.
Идти во время пурги положительно нельзя: единственное спасение — оставаться на месте. Обыкновенно всякая снежная буря сопровождается человеческими жертвами.
— Друг мой, видите,
до чего мы договорились с этой дамой: вам нельзя уйти из
дому без воли Марьи Алексевны. Это нельзя — нет, нет,
пойдем под руку, а то я боюсь за вас.
Со времени Возрождения талант становится
до некоторой степени охраной: ни Спинозу, ни Лессинга не сажали в темную комнату, не ставили в угол; таких людей иногда преследуют и убивают, но не унижают мелочами, их
посылают на эшафот, но не в рабочий
дом.
В субботу вечером явился инспектор и объявил, что я и еще один из нас может
идти домой, но что остальные посидят
до понедельника. Это предложение показалось мне обидным, и я спросил инспектора, могу ли остаться; он отступил на шаг, посмотрел на меня с тем грозно грациозным видом, с которым в балетах цари и герои пляшут гнев, и, сказавши: «Сидите, пожалуй», вышел вон. За последнюю выходку досталось мне
дома больше, нежели за всю историю.
А. И. Герцена.)] говорит: «Пойдемте ко мне, мой
дом каменный, стоит глубоко на дворе, стены капитальные», —
пошли мы, и господа и люди, все вместе, тут не было разбора; выходим на Тверской бульвар, а уж и деревья начинают гореть — добрались мы наконец
до голохвастовского
дома, а он так и пышет, огонь из всех окон.
Лет
до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу в
доме моего отца, что у него на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все
шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
А пешком
идти до моего
дома я не хочу его заставить.
По воскресеньям он аккуратно ходил к обедне. С первым ударом благовеста выйдет из
дома и взбирается в одиночку по пригорку, но
идет не по дороге, а сбоку по траве, чтобы не запылить сапог. Придет в церковь, станет сначала перед царскими дверьми, поклонится на все четыре стороны и затем приютится на левом клиросе. Там положит руку на перила, чтобы все видели рукав его сюртука, и в этом положении неподвижно стоит
до конца службы.
В это время на противоположной стороне из директорского
дома показалась фигура Антоновича. Поклонившись провожавшему его
до выхода директору, он перешел через улицу и
пошел несколько впереди нас.
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь в прошлом, на том блаженном времени, когда была жива «сама» и
дом стоял полною чашей. Не стало «самой» — и все
пошло прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что
до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
Мне кажется, что в
доме на Полевой улице дед жил не более года — от весны
до весны, но и за это время
дом приобрел шумную
славу; почти каждое воскресенье к нашим воротам сбегались мальчишки, радостно оповещая улицу...
Хозяев и домочадцев я заставал
дома; все ничего не делали, хотя никакого праздника не было, и, казалось бы, в горячую августовскую пору все, от мала
до велика, могли бы найти себе работу в поле или на Тыми, где уже
шла периодическая рыба.
Визит этот был для него, впрочем, в некотором отношении рискованным. Он затруднялся и колебался. Он знал про
дом, что он находится в Гороховой, неподалеку от Садовой, и положил
идти туда, в надежде, что, дойдя
до места, он успеет наконец решиться окончательно.
— Вот что, Лев Николаевич, ты
иди здесь прямо, вплоть
до дому, знаешь? А я
пойду по той стороне. Да поглядывай, чтобы нам вместе…
— Ну, довольно, надо торопиться, — заключила она, выслушав всё, — всего нам только час здесь быть,
до восьми часов, потому что в восемь часов мне надо непременно быть
дома, чтобы не узнали, что я здесь сидела, а я за делом пришла; мне много нужно вам сообщить. Только вы меня совсем теперь сбили. Об Ипполите я думаю, что пистолет у него так и должен был не выстрелить, это к нему больше
идет. Но вы уверены, что он непременно хотел застрелиться и что тут не было обману?
Был уже двенадцатый час. Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему
до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск
до завтра, князь решился
идти разыскивать
дом, в который ему так хотелось зайти.
Баушка Лукерья сунула Оксе за ее службу двугривенный и вытолкала за дверь. Это были первые деньги, которые получила Окся в свое полное распоряжение. Она зажала их в кулак и так
шла все время
до Балчуговского завода, а
дома спрятала деньги в сенях, в расщелившемся бревне. Оксю тоже охватила жадность, с той разницей от баушки Лукерьи, что Окся знала, куда ей нужны деньги.
Груздев скоро пришел, и сейчас же все сели обедать. Нюрочка была рада, что Васи не было и она могла делать все, как сама хотела. За обедом
шел деловой разговор Петр Елисеич только поморщился, когда узнал, что вместе с ним вызван на совещание и Палач. После обеда он отправился сейчас же в господский
дом,
до которого было рукой подать. Лука Назарыч обедал поздно, и теперь было удобнее всего его видеть.
Вплоть
до дома Артема сваты
шли молча, удрученные самыми разнообразными мыслями.
Однако прощайте, почтенный друг. Вы, я думаю, и не рады, что заставили меня от времени
до времени на бумаге беседовать с вами, как это часто мне случалось делать мысленно. Не умею отвыкнуть от вас и доброго вашего семейного круга, с которым я сроднился с первых моих лет. Желаю вам всех возможных утешений. Если когда-нибудь вздумаете мне написать, то
посылайте письма Матрене Михеевне Мешалкиной в
дом Бронникова. Это скорее доходит. Крепко жму вашу руку.
Собственные дела Лизы
шли очень худо: всегдашние плохие лады в семье Бахаревых, по возвращении их в Москву от Богатыревых, сменились сплошным разладом. Первый повод к этому разладу подала Лиза, не перебиравшаяся из Богородицкого
до самого приезда своей семьи в Москву. Это очень не понравилось отцу и матери, которые ожидали встретить ее
дома.
Пошли упреки с одной стороны, резкие ответы с другой, и кончилось тем, что Лиза, наконец, объявила желание вовсе не переходить домой и жить отдельно.
Безгласный сателлит Белоярцева, Прорвич, не мог сделать ему никакой оппозиции; других мужчин в
Дом до сих пор еще не было допущено, женщины молчали, недоумевая, что с ними делают и что им делать, чтобы все
шло иначе.